* * *
В номере двести пятнадцать –
Пробок шампанских салют,
В номере двести шестнадцать –
Цены и курсы валют.
В баре за рюмкою граппы –
Трёп о Камю и Мальро,
В холле – что вставить пора бы
Кольке-Арапу перо.
А за оградой кольчужной,
В собственном плавясь огне,
Мир открывается, чуждый
Этой мышиной возне.
А ещё дальше, за гранью
Здешнего зла и добра,
Вечности шкуру баранью
Нагло ерошат ветра.
* * *
Ну куда вы исчезли, этруски,
Учредители арочных сводов,
И какие усушки-утруски
Вас изъяли из списка народов?
Сколько важных очков недобрали!
Сколько белых оставили пятен!
Ваше прошлое нагло попрали.
Ваш язык никому не понятен…
Дай нам, Боже, не очень-то чисто,
Но ещё говорящим на русском,
Против варварских орд ополчиться,
Чтоб не сгинуть подобно этрускам.
Помоги атакуемым дерзко
Дикарями, рождёнными бурей,
Чтобы солнце, как встарь, не померкло
Над просторами наших этрурий.
* * *
Когда строку диктует чувство…
Я не потворствовал диктату.
Кляня избыточный накал,
Я был подобен термостату –
Умеренности потакал.
И роль раба не получалась
(мы, как известно, не рабы).
Но и без оной ощущалось
Дыханье почвы и судьбы.
А об искусстве – по причине,
Не осязаемой вполне, –
Его наличье иль кончине,
И др., и пр. – судить не мне.
* * *
Заря заалела, трава осмелела
В зазорах меж мраморных плит.
Душа тосковала, и сердце болело,
А нынче уже не болит.
Ревущие воды, плывущие льдины.
Способны ли им помешать
Те самые люди, что с ними едины
В стремлении жить и дышать?
Весна пронесётся, и всё утрясётся,
Утёсы и рвы обогнём,
И кто-то спасётся, а кто не спасётся,
Останется память о нём.
СУШЬ
Сомненья скорпион
Выпрастывает жало
В каменьях Аравы,
В садах Ерусалима.
Отсутствие дождей
Ведёт к неурожаю,
Отсутствие вождей
Вполне преодолимо.
Всё меньше относя
Себя к живой природе,
Седые старички
Сосут турецкий кофе.
Обилие людей
К сумятице приводит,
Отсутствие идей –
К душевной катастрофе.
Нелепости не злят,
Просчёты не стращают.
Бесчинствует злодей
В обличии святого.
Но хуже, что волхвы
Дождя не обещают –
Обычного хотя б,
Не то что золотого.
СОЛНЦЕ ПОЭЗИИ
Называясь бойцами
За народное дело,
Обезглавив, кромсают
Бездыханное тело,
Вековые устои
Попирают ногами,
Либералы за что им
Пособляют деньгами.
Но альянс этот хает
Лицемерный и жлобский
Некий Пушкин – слыхали? –
Иудей эфиопский.
Возникая внезапно,
Как медведь из чащобы,
«Вы, – рычит он, – мерзавцы!
И противны, как грóбы!»
И смыкается с Дантом
В беспощадности гордой,
И слывёт оккупантом
И жидовскою мордой,
Чтобы, бурно оплакав
Убиенных мечами,
Ослепить вурдалаков
Золотыми лучами.
АЛЬБОМ
Это Лея Харченко,
Бывшая красавица,
От недугов старческих
Йогою спасается.
Вот сгребает снег она
С крыши в Разуваево.
Радостна, как некогда,
Но неузнаваема…
Вот – с почётной грамотой –
По итогам конкурса.
Вот – с невесткой Раею
На крылечке консульства…
В полутёмной комнатке
Хостеля ашдодского
С Герцлем, «Незнакомкою»
И стихами Бродского…
Вот её надгробие
Из гранита тёмного.
А над ним подобие
Моря неуёмного,
Только слишком тусклое, –
НЕБО называется.
Там её присутствие
Подразумевается…
* * *
Василий Крахмальников, сволочь такая,
Обидел Петрову, а после обеда,
Решительно выжрав бутылку «Токая»,
Отправился грабить квартиру соседа.
Сперва по трубе, а затем по карнизу
Довольно легко подобрался к окошку,
Но был обнаружен соседями снизу
И сверзился наземь, разбившись в лепёшку.
Петрова, покуда не стала старушкой,
Варила обеды другому мужчине.
А если порою ревела в подушку,
То, может, совсем не по этой причине…
* * *
Буйствуют, что кони без узды,
Хлипкие создания природы –
Зяблики, синицы и дрозды,
Сойки, трясогузки и удоды.
Вплоть до соловья и воробья,
Некоему следуя диктату,
Рвутся в наступленье, норовя
Выклевать гляделки супостату.
Судя по активности ворон,
Будет наш последний бой недолог.
Ежели сатрап покинет трон,
На него взберётся орнитолог,
И, конечно, будет введена
Либерализация сплошная,
Клетки ликвидируют. Одна
Только и останется – грудная.
* * *
Небессмертную душу оставив в залог
Сострадательной пьяни,
Перебрался в пустыню – на верхний полок
Караваевской бани.
Так рискованно, жарко, светло, высоко,
Что легко надломиться,
Но от скверны, засевшей в душе глубоко,
Много легче отмыться.
Вот и выгляжу с виду счастливым вполне
При отсутствии денег,
И хамсин меня хлещет по влажной спине,
Как берёзовый веник.
ПОРТРЕТ
В обувке старой, в одёжке скромной,
Трудом измаян, женой охаян,
Сидит в гостиной квартиры съёмной –
Хотите – Фима, хотите – Хаим.
У синя моря, как прежде – поля,
С привычной миной – «назад ни шагу»,
Всё с тем же чувством – «покой и воля»,
На ту же глядя телебодягу.
Он мало знает, но много весит,
Не посещает с женой бейт-кнессет,
Не замечает могильной пасти,
Как некто Бродский – советской власти.
И не стареет, и не умнеет,
А матереет и пламенеет
Подобьем облака кочевого
Без аппарата без речевого.
* * *
Услышав глупый, но солёный,
На грани фола анекдот,
Она взглянула изумлённо,
И он подумал: недолёт.
Когда же, явно отличая
От своры местных прилипал,
Вдруг позвала на чашку чая,
Чуть было к ручке не припал.
Но, откусив бочок котлеты,
Поправил галстук на груди,
И вспомнил мудрые советы,
И приказал себе: «Сиди!»…
Теперь он водит самолёты
И быстроходные суда,
Но при девицах анекдоты
Травить зарёкся. Навсегда.
ПЕСНЯ ПЕТУШКА
Петушок голосит в темноте предрассветной.
– Ты о чём, паразит? – О любви
безответной,
О злодействах хорька в сопредельном районе,
Топоре мясника, и курином бульоне,
И – что нет у цыплят своего Гайаваты…
– Ну а люди-то спят. Чем они виноваты?
– Твой вопрос не ко мне, это ваши
проблемы,
Без которых, по мне, обойдёмся вполне мы.
Слышишь – лязгнул засов, выпускают корову?
Убирайся, осёл, подобру-поздорову!
* * *
Она вошла, как пуля в ствол,
В банкетный зал прохладный,
А он и бровью не повёл,
Сочтя её нескладной.
Придвинул стул, подлил вина,
Польстил игривым тостом.
«Неглуп, – подумала она, –
Да, жаль, не вышел ростом».
И вдруг не в тягость стали им
Причуды жизни тленной
И небрежение к живым,
Присущее вселенной.
И звёздный свет наполнил их,
Греховных и блаженных,
Жестоких, чутких, добрых, злых,
Ущербных, совершенных…
СВЯЗКА
Продавец (о покупателе):
Коли не угодить,
Не станет приходить.
Коли не потакать,
Не станет покупать.
Ненавижу!
Покупатель (о продавце):
Мерзавец, шкуродёр,
Коварен и хитёр.
Угодлив и речист.
А на руку нечист.
Ненавижу!
Автор:
Их, связанных враждой,
Бедою и нуждой,
Ни сблизить, ни сдружить,
Как тигров и макак.
Без друга можно жить.
Без недруга – никак.
* * *
Иаков перед смертью предсказал сыновьям их судьбу, чтобы не отвлекались на мелочи и сосредоточились на исполнении заветов.
Когда по полочкам твоя
Разложена судьба,
Намного проще из себя
Выдавливать раба.
Кому цвести, кому хиреть,
Кому собак гонять –
Тебе же духом не стареть,
Заветы исполнять.
Зато когда вослед отцу
Ты превратишься в прах,
Тебе позволят, молодцу,
Пожить в иных мирах
И позабыть про крепость уз,
И косность колеи,
И послушанья тяжкий груз,
Сгибавший до земли.
* * *
В лапах тьмы кромешной
Теплился ночник.
Я и не заметил,
Как он здесь возник.
Шарфичек ворсистый,
Тросточка, лорнет.
Видите, марксисты?!
Смерти в мире нет!
Ну а что глазницы
Чересчур темны –
Это – от больницы,
Это – от войны.
Ну а в том, что серы
Щёки, скулы, нос,
Виноват весенний
Авитаминоз.
А откуда шрамы
На его спине?
Извините, дамы,
Это не ко мне.