ЭПИГРАФ НАУГАД
…возвращая точку на плоскости,
соответствующую текущей вершине…
Эта точка уже невозвратна
и неразрешима.
Обрести соответствие, кажется,
не удалось.
Эта точка лежит в стороне
от искомой вершины.
Но вершины текут,
и смещается времени ось.
Но вершины текут,
в некий час припадая к подножью.
И уже за чертой,
накануне скончания дней,
на последнем витке
будешь тварью последнею
Божьей,
доведённый до точки
текущей вершины
своей.
СОНЕТ НИЗКОГО ТОНА
Мы дети одного ликбеза.
Что Геродот, что Гераклит –
никто из греков не сулит
нам дивидендов. Это – теза.
А антитеза состоит
в том, что бемоль точней диеза.
Снижая тон, мы вовсе не за
вульгарность. Просто нужен стыд.
Борзеют под крылом прогресса
потомки эллинских элит,
и Гиппократ не защитит
от истеричного надреза.
Что ж, будем проще. Снизим тон.
Оставим синтез на потом.
ЖИЛЕТКА
Я жить хочу – вертеться
не умею!
В житейских ситуациях немею,
Банальных слов не нахожу, увы,
С ума схожу, перехожу на Вы…
Отсюда неприятности имею.
Элементарной гибкости лишён,
Горяч бываю, меру забываю,
В тень ухожу и руки умываю…
Сие приводит к частой смене жён,
Потере веса, пониженью чина,
Инфаркту…
Догорай, моя лучина!
Влезай – убьёт, и не
влезай – убьёт.
Отдушины случаются, но редко.
Фантом сознанья гадит в бытиё…
А ведь была обещана конфетка!
Ступай, мой друг, купи себе жилетку,
И я приду поплакаться в неё.
ЭВОЛЮЦИЯ
За пылью расплывчат видения контур.
Весёлые мамонты шли к горизонту.
Подошвами шаркали, и горизонт,
Казалось, раскрыт, как ладонь или зонт.
Весёлые бивни, весёлые уши,
Весельем полны первобытные души.
И было бы им бы ещё веселей,
Когда бы была бы планета круглей.
Не вся, но местами, хоть капельку… Но
Всё это случилось ужасно давно.
И знаю, и верю, и чувствую смутно –
Земля была плоской тогда абсолютно.
Грядёт эволюция! Песенка спета.
Ликуй, моё стадо, всё ближе край света!
Ликуй, моё стадо, беспечное стадо.
Наверное, весело в космосе падать
И людям втирать на прощанье очки:
– Да, бедные мамонты… Да,
ледники…
Е С ТОЙ НОГИ
Я утром встал не с той ноги,
Которая лежала с краю.
Так вышло. Почему – не знаю.
Видать, подстроили враги.
Перенося через кровать
Лежащую у стенки ногу,
Я просыпался понемногу.
И было, в сущности, плевать,
Что с той, что с этой…
Сукин кот!
Одно к другому, как нарочно.
Конечно, лечь на место можно.
Чтоб встать совсем наоборот.
Но, весь в тумане полусна,
Я пал в борьбе за дело вкуса.
По комнате летала Муза.
Она была обречена.
Тем временем не та нога,
Назад решившись не ложиться,
Коснулась грязной половицы.
Свершилось все-таки. Ага.
Я содрогнулся. Принял душ.
Проснулся.
Кажется, сегодня
Спасенье безответных душ
От рук моих – в руках Господних.
Ах, Муза, только не жужжи,
Не то паду постыдно низко.
Тебя услышу – стану рыскать,
Газету вчетверо сложив,
Как не оружье, но залог
Всего, что не случится с нами.
Ты будешь биться о стекло,
Забавно трепеща крылами…
Как некрепка твоя броня!
И как несоразмерна кара!
– О Боже, усыпи меня
Между замахом и ударом.
Сними с души шершавый груз,
Пусть улетает эта цыпа.
Сегодня я – душитель муз,
Но не со зла, а с недосыпа.
Давай – от печки, от винта,
Как Буратино – от полена.
Не та нога уснёт, как та,
Согнув упрямое колено.
Во сне – помилуй и прости –
Забуду что-то, где-то, как-то,
И Муза снова прилетит
Ко мне для творческого акта.
ДВЕ РОДИНЫ
Две Родины, два чуда-юда
(На том спасибо, что не три).
Одна – вокруг, снаружи, всюду.
Другая – глубоко внутри.
В одной живёшь, уже нормально,
Уже привык, с детьми, с женой.
Другая – стала виртуальна,
Вся в телевизоре давно.
Там, над Москвою, что-то веет,
Кого казнить, кого пороть…
А ты живешь в стране евреев –
Большой обрезанный ломоть.
И от Хадеры до Гедеры
Защитной молишься стене.
Уже не быть миллиардером,
Не гнить в «Матросской тишине».
Ты пашешь глубже, дышишь чаще,
Давно не лев, но часто прав.
А перед сном посмотришь в «ящик»
И отвернёшься, не сыграв.
Глотнув текилы или дуста,
Заглушишь запах крепких щей,
И ностальгические чувства
Не просыпаются вообще.
ВОЖДЬ
Под тяжким гнётом безграничных прав
Я обязуюсь, преобразовав
Послушный мир по своему подобью,
По своему понятию, в уме, –
Путь перспективный указать во тьме.
И будет он тернист, зато удобен
Для общего похода налегке.
Нехитрый скарб, зажатый в кулаке,
Великой цели вовсе не помеха.
А палец мой на спусковом крючке
Удержит от бессмысленного смеха.
И каждый шаг отмечен будет вехой.
А я присвою вехам номера.
Пускай торчат, исполнены добра,
Пуская корни в почве благодатной.
Не для потомков памяти приятной,
А чтоб дойти без промаха обратно
По вехам тем, когда придет пора.
ИНТУИЦИЯ
Я испытываю, стоя,
Чувство светлое, шестое.
Сидя, бегая и лёжа,
Испытать надеюсь тоже.
Чувство номер не меняет,
Не темнеет, не линяет,
И в полымя из огня
Мечется внутри меня.
Испытательные сроки
Бесконечны на востоке.
Затаюсь в ночи, как тать,
Чтобы так, и так, и эдак,
Не жалея нервных клеток,
Снова чувство испытать.
Беззаветно, тихой сапой,
После каждого этапа,
Потаённых полон дум,
Укрепляю задний ум.
И на вкус, на цвет, на запах
Расщепляю белый шум.
Бог привычно шельму метит,
Ставит красные флажки.
Вижу сети, нити, нети,
Узелочки и стежки.
Вроде сказочного джина
Вижу тайные пружины,
Вижу истинный сюжет…
Но закончить испытанья
Не позволят воспитанье
И урезанный бюджет.
ЧИСТО ФОНЕТИЧЕСКОЕ
Я шёл, насвистывая «Тóску».
…Навстречу, наводя тоску,
Какой-то дос, упившись в доску,
Тащил под мышкою доску.
Я пошутил, довольно плоско,
Мол, ни к чему тебе доска,
Коль дома ждет живая доска, –
И сделал пальцем у виска.
Но, гордо запахнув обноски,
В двух шляпах и в одном носке,
Умчался дос к прекрасной доске,
Не забывая о доске.
Он сквозь меня подобно воску
Протёк и обратился в дым.
Совсем другой. Не свой. Не в доску.
Мне с ним не пить. Мне пить не с ним.