* * *
Иерусалим – город-порт на берегу вечности.
Храмовая гора – большой корабль, роскошный
круизный лайнер. Из иллюминаторов его Западной Стены
смотрят весёлые святые, пассажиры. Хасиды на пристани машут
на прощанье, кричат: ура, до свиданья. Корабль
всегда прибывает, всегда отплывает. И ограды причала,
и полицейские, и флаги, и высокие мачты церквей
и мечетей, и дымоходы синагог, и лодки
восхвалений, и волны гор. Слышен звук шофара: ещё
один отчалил. Матросы Судного Дня в белых одеждах
взбираются по лестницам и канатам проверенных молитв.
И торговые переговоры, и ворота, и золотые купола:
Иерусалим – это Венеция Бога.
* * *
И вот ты стоишь, так,
всегда – между пейзажем, который восхваляют,
и тем, кто его восхваляет и объясняет
собравшимся в зачарованный круг.
Ты опять не мешаешь.
И слова, не тебе предназначенные,
распадаются, разбившись о тебя, как ветер, как пряди воды,
и собираются снова – за тобой и дальше.
Сладкий атеизм цветёт
по-прежнему среди скал, с запахом
отчаянным и одиноким, как
цветение первой веры в единого Бога.
Сторона горы, прорезанная железом,
пожелтеет и загорит летом.
И уже следующей весной вскрытое ребро зарастет травой,
став как все склоны весной.
Как та сторона меня, откуда ты была вырезана
несколько лет назад.
ПЛАЧ О ПАВШИХ НА ВОЙНЕ
Господин Берингер, чей сын
погиб на Суэцком канале, выкопанном
иностранцами, чтобы корабли проходили по пустыне,
проходит через Яффские ворота, мимо меня:
Он очень похудел: потерял
вес своего сына.
Поэтому он легко плывёт по переулкам
и удерживается у меня в сердце,
как тонкие ветки,
прибитые течением.
* * *
Если будет новый потоп, то праотец Ной
вместе со всеми парными тварями возьмёт нас с тобой,
С парой слонов, парой мышей, с птицами и зверями,
со всеми, кто чист и нечист, мы поплывём над волнами.
Для лучшего мира, завернув, как побег винограда,
нас сохранит праотец Ной для нового сада.
Перевёл с иврита Александр Бараш