Наталия Беленькая

Послесловие переводчика

О Йейтсе я знаю меньше, чем о других поэтах, за тексты которых доводилось браться. Отрывочные сведения, которыми полнится сознание, доносят, что он был членом эзотерической ложи «Золотая заря», как и Памела Трэверс, автор бессмертной «Мэри Поппинс». Был влюблен в Мод Ганн, героиню и лидера ирландского подполья, и посвятил ей ряд своих лучших лирических стихотворений. Йейтса отпевал Уистен Хью Оден, любимый Бродским, который затем отпел Т. С. Элиота теми же размерами в тех же трех частях. Одним словом, Йейтс – это любовь, о которой слышал, а сам ни разу не видел, как Веничка Ерофеев – Кремль.

К Йейтсу подступались разные переводчики, знакомые и не очень, – в частности, юноши разных возрастов, навсегда ужаленные гудящей пчелой ирландской культуры. Об этом, как и о набравшем невероятную силу и размах увлечении кельтикой в отечестве, тоже узнавать доводилось опосредованно, как уже упомянутому персонажу о контуре кремлевской стены, а героям Платона – о происходящем вне пещеры по движению теней. Например, внезапно выяснив, что приятель, оказавшийся в Израиле значительно позже меня, привез с собой хорошую песню, написанную им на стихи Йейтса еще в Питере, а потом, узнав, что он и сам занимался его поэзией, и познакомиться с переводами. Или, например, прочтя несколько разочаровавший меня перевод траурной элегии Одена, оказавшийся классическим: Отворяй врата, погост, / Вильям Йейтс – почётный гость. / Бесстиховно в твой приют / Лёг Ирландии сосуд.

(«Бесстиховно» – это, как выяснилось, Let the Irish vessel lie / Emptied of its poetry.)

И так далее. Йейтс явно резонировал с теми, с кем резонировала я, но напрямую этого не происходило – покуда однажды, задумчиво наблюдая, как пляску тени на стене, поведение одного интеллигентного анархиста в Фейсбуке, я не припомнила заголовок сборника рассказов Вуди Аллена – Mere Anarchy («Чистая анархия»).

Пришлось освежить в памяти источник выражения (наверняка известного англоязычной читающей публике, ибо не стал бы классик-пересмешник называть сборник иначе, кроме как прецедентным текстом, то есть популярной цитатой) – это оказались леденящие кровь стихи Уильяма Батлера Йейтса, того самого, к которому так бережно относятся кельтолюбивые молодые люди, носители русской культуры.

Остальное было делом техники: в рамках поэтического диалога все с тем же пользователем соцсети, также в свое время переводившим Йейтса, как в лихорадке, получился этот текст, который перевел себя сам и который я с трепетом вверяю бумаге, что совсем нетривиально в наше время.