ПРЕНИЯ ДУШИ И ТЕЛА И ИХ ПРИМЕРЕНИЕ
Спор
Повстречались как-то душа и тело,
тело вмиг устало,
и душа совсем не того хотела,
не о том читала.
Их стянули вместе не клей, не власти
и не сила пара.
Они разной крови и разной масти,
и совсем не пара.
Не носить душе разноцветных маек,
не слабеть глазами,
а судьбу Каштанок, Муму и Лаек
обливать слезами.
Телу нужно, чтоб завтрак был утром подан,
тело может быть глухо, слепо.
Это тело бывает покрыто потом,
если колет слева.
Тело носит джинсы, что есть в продаже,
может спиться.
А душе не холодно, если даже
минус тридцать.
Части тела – это запястье, локоть,
зубы, кожа.
Тело может просто себя потрогать,
а душа не может…
Не согласны больше душа и тело
и живут в раздоре.
Все, что есть на свете, любая тема –
только повод к ссоре.
И хотя им вместе всю жизнь вариться —
не получается договориться.
Примирение
Несмотря на то, несмотря на это,
они крепко сшиты.
И покуда сшиты – они со света
никуда не сжиты.
И пускай различья в душе и теле,
но годами кряду
засыпают рядом в одной постели,
чтоб проснуться рядом.
Бог обоих мерит по тем же меркам,
поднимает планку…
Вместе служат железнодорожным клерком,
вместе тянут лямку
и влюбляются вместе в одну девицу,
что живет в Париже.
По дороге в школу, в кино, в больницу
я их часто вижу.
ЖЕНЩИНЫ ПО КАТАЛОГУ
1.
Жизнь, мечта, богиня, небожительница для любого
жителя Львова, Винницы, Бологого,
Курска, Космодемьянска, Орла,
сзади волосы собрала.
Идет по столице самой северной из провинций,
а работяги, тупицы, глупцы, провидцы,
которые дома пьют, в подъезде соображают,
ее беспрерывно воображают,
а она, не зная, сворачивает налево.
Фея… Дева.
А для жителей Нидерландов она всего-то
соседка, сожительница, Ирена,
которая неудачлива, смертна, бренна,
бегущая на работу.
2.
Заперто. Мало воздуха. Темнота.
За партой сидит, отсчитывая минуты,
не просто девочка, но именно та,
которая через десять лет почему-то…
Сумерки. Другая страна, но опять она…
С трудом отыскиваю свой дом на карте,
со стыдом вспоминаю крикнутое с утра в азарте
и отворачиваюсь от окна…
Еще через десять лет. Или двадцать пять.
Там, где она жила, в очередях стояла…
Единственная возможность потоку противостоять –
это подушка, снотворное, одеяло.
3.
Я опишу вам женщину, начну с фигуры –
с плеч, спины, трапециевидной мышцы.
Это касается кожи, ее фактуры,
поцелуев, постели, всего к чему так стремишься.
Я опишу вам женщину, начну с походки,
с крика последней моды, дурацкой сумки,
где лежат помада, презерватив, колготки,
куда суют нос различные недоумки.
Я опишу вам женщину, начну с постели…
Запах женского тела, когда в темноте не видно,
когда засыпаешь рядом, и не успели
договорить о том, что тебе обидно.
Я опишу вам женщину, начну с обиды –
с горькой, давней, несправедливой.
С горькой таблетки, стаканом воды запитой,
со встречи, оказавшейся несчастливой.
4.
Под одеждой, косметикой, слоем жира –
тонкая девушка из Алупки,
не уцелевшая в мясорубке.
Не она так решила.
Каждым солнечным утром, делая жизнь несносной,
разламывается голова.
И небесная синева
соперничает с венозной.
Солнце над нею в небе
красней китайского флага.
Запах пальцев, очистивших апельсин…
И даже если родится сын –
тоже будет бедняга.
5.
В кафе на вершине мира,
а там внизу.
На самой вершине мира,
а там течет,
кричит, задевает, выдавливает слезу,
только обычно слезы наперечет.
Пьет минеральную воду, заводит речь,
странным манером – волосы в две косы,
глупо надеется поколебать весы,
помнит, ее учили себя беречь.
Помнит: направо – галантерейный ряд,
если налево – не сбережешь коня.
С ней официанты вежливо говорят,
ей стенные часы отбивают шесть,
рядом кому-то другому несут коньяк…
Значит, другие тоже на свете есть.
6.
Женщина, застегнутая, одетая,
неизвестным мужчиной в постели согретая,
у нее из каждого выреза
выступает тело и прочь стремится.
Плоть, покидающая темницу,
хозяйка, кидающая равнодушно
взгляд на проходящих, застигнутых ею врасплох.
Женщина в синем и с белой кожей,
кожей, ухоженной, чисто вымытой,
вялой походкой, похожей
на кого-то… Из шкафа вынутый
синий костюм по улице удаляется.
Носящая имя Ольги, Кристины, Анжелы,
спешащая мимо меня по улице,
исчезнет, ибо нет ни одной причины
запомнить движенья ее руки.
Через десять минут навсегда забудется
Всеми, кроме мужчины
из второй строки.
7.
Далеко от берега, в центре суши,
за кирпичной громадой
она плачет, прячет разводы туши,
мажет губы помадой.
Далеко от центров английской речи,
итальянской моды
тянет выспаться, после ссутулить плечи,
выпить соды.
Тормозит у красного светофора
возле круга.
Отдыхает после ночного спора.
Друг от друга.
И оставив всякие сантименты
утром рано,
в самом центре целого континента
пьет из крана.
И подводит у красной кирпичной стенки
дебит-кредит,
если будут силы, бензин и деньги –
дальше едет.
8.
Напряженный заработок обыкновенных денег.
Осуществляя наилучшую из продаж,
в понедельник
очинивает карандаш,
пишет ценник,
а ее подельник,
подонок и неврастеник,
так возбужден, что словами не передашь.
Продолжая неделю, идет во вторник
в ресторан, на тело надев Армани.
Ее муж с лекарством в грудном кармане,
судя по рифме – хроник и гипертоник –
влюбился в другую, другой предлагает тоник,
поливает соусом бок бараний.
Потом начинается бег, и то,
что изверг тебя отверг – безразлично,
к семи надо быть в суде.
Это в четверг, не говоря уже о среде.
Оставшиеся три дня, или сколько их там осталось,
она употребляет, чтоб победить усталость.
Спит до обеда, до запятой выполняя предписанья врача,
данные им сгоряча.
9.
Рядовая работница банка
в приличной юбке
живет, как в кабине танка,
не идет на уступки.
Половину жизни прячет под катом,
отказывает смуглокожим и всем пархатым,
разрывает бинт, выдавливает наружу,
не боится сломать, разбередить, нарушить.
Рядовая работница банка,
обладательница враждебного взгляда
на вещи,
мать
мальчика из детского сада,
крашенного под панка,
могущего разломать
ее жизнь, как карточный домик.
Пьющая тоник с подругой в баре,
несчастная, словно комик,
который хохочет до колик,
как записано в трудовом контракте.
В паре она смотрится лучше, чем в одиночку,
вопреки резону и катаракте,
тут можно поставить точку.