Рафаэль Шустерович

Ключ от города

КОЗЫРИ

сдай же сегодня козыри черви
карты ложатся как кривотолки
книга изрядно теряет в прочтении
лучше оставить её на полке

вот мы творители примечаний
сонм комментаторов лучше ль хуже
перелистать предаться отчаянью
может воздержимся сдай же друже

пусто кресло где ждал азарт
кто-то снова принял задание
что он успеет разве сказать
пару колкостей мирозданию

разве какой-нибудь Фруассар
не побоится вечного риска
если не выдержит адресат
может быть выживет переписка

вот и споткнулась не веря вере
женщина Лота у сдомских столбов
так оглянешься на потери
а вспоминается лишь любовь

2006

 
ХРОНОТОПОТ

Каллиграф-хронописец неспешно вычерчивал вензели,
зная сызмальства, где каждой строчке бывает предел,
вроде жил не тужил, пребывая в счастливом неведении, –
но так жадно глядел на дорогу, так жарко глядел.

Можешь кистью водить по просторам родного папируса,
на родимом пергаменте храбро ложиться на курс –
сколько строк ни строчи, сколько сам же в себя ни копируйся,
не осилить тебе этот едкий бродяжий искус.

Осыпались империи, семьи искали спасения,
города отдавались, а кто не отдался – сгорал…
Не от тех ли туменов сияние рдело на севере,
не от тех ли кибиток небес загорался опал?..

Он пошел, каллиграф, за ордой на моря на закатные,
он в верблюжьей корзине устроил себе кабинет –
чтоб потомок неведомый слышал тот голос закадровый,
когда нет ни степей, ни туменов – и голоса нет.

2005-2006

 
И-М

стоит ли поисков дряхлый заросший дом
вон Иван Алексеич в том давнем набеге
вышел на крышу храм увидел и Сдом
и прислонил картину к шальной телеге

в семь заказать фокаччо и крем-брюле
под бормотание иерихонского горна
призрак любви витает а на столе
плавные блюда сменяются нерукотворно

город приподнят этот приподнят град
он золотой он светится в винной черни
свежие стены нежные говорят
линией неуловимой виолончели

в ближних холмах добыты известняки
только подать рукой и рука повисла
впрочем запасы камня невелики
невелики ресурсы ночного смысла

мы на окраине мира мы в центре сна
где серебрят оливы изнанку сада
перевитой оградой обнесена
каждая пядь сошедшего с неба града

выйди на крышу приснись самому себе
чувствуешь крылья чешутся спится снится
лирой ли прислониться к печной трубе
или луной скользнуть к ледяной странице

2006

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

Каждому стоящему у моря
Дали в руки палочку и хлеб:
Кто не дирижирует, а спорит,
У воды достаточно нелеп.

Тот, кто птицам не бросает пищи
И не ждет дельфина из волны,
Пусть идет, другое море ищет
Чудаки такие не нужны.

1982


КЛЮЧ ОТ ГОРОДА

Посередине площади,
Куда слетается снег,
Ни фонарей, ни лошади,
Стоит один человек.

Отовсюду к нему летит тишина,
Хлопьями – снег тишины.
У него впереди – любовь одна,
И не больше одной войны.

У него позади – любовь и война,
Чужая любовь и война,
И он не уходит. Идёт тишина,
Как в землю идут семена.

1982

 
БРАТЬЯ

И вот нас удачи оставили,
И трубы охрипли, трубя.
И время спросить у Авеля:
Где брат твой, казнивший тебя?

Где брат твой, не по заслугам
Обиженный на дележе?
Где брат твой, не ставший другом,
И взявший топор уже?
Но Авель идёт невредимо,
И связанный агнец тих.
И Авель ступает мимо…
“От пастбищ и пашен своих…”

Ну что б им делить, трудягам:
Тот пахарь, а тот пастух…
Но к неким высоким благам
Допущен один из двух.

1984

 
САМСОН И ДАЛИЛА

И город, прикрытый плешинкой,
Уже погружается в сон,
И грубой цирюльной машинкой
От битв отрешённый Самсон…

Казалось: закончена ловля,
Пиров назначается час…
Но вот уже дрогнула кровля –
Никто не спасётся из нас.

1985

 
САЛАРДУ

И вот, в каком неведомо году,
с востока мы входили в Саларду
по чёртову мосту, срывая липы
пьянящий цвет. Отчаянно, в бреду,
как порученцы Ирода Антиппы,

единственный недремлющий трактир
мы взяли с бою – споро, беспощадно…
О милости взывал трактирный клир:
в такую ночь – хоть временный, но мир, –
и чаю нам накрыли на площадке.

Ночь строила свой космос, словно Дант,
смеялась за поленницей толстуха,
в истоме понижая свой дискант,
когда ей молодой официант
нашептывал скабрезности на ухо.
Был пир недолог. Церковь на холме –
с калиткой в диабазовой стене,
с погостом где-то на персон двенадцать,
дремала, чуть ворочаясь во сне,
знать, подбирала доводы вчерне,
улаживая ссоры конгрегаций.

Для чуждой речи раскрывая слух,
сквозь строй старух – и вовсе не старух –
всё знающих: куда нам, и обратно ль,
весь лабиринт коротких улиц двух
прошли мы, как критяне, безвозвратно.

Ждал чёрный сланец в глубине двора –
уложен в стопы только до утра –
из чёрных книг стать чёрной черепицей
на грубых новостройках… Что ж, пора
уйти на дно, иль в горы возвратиться.

2004

 
ЗАТЕРЯННЫЙ ХОРАЛ

Памяти Давида Шварцмана

В Дрездене заново найден забытый хорал Вивальди.
Пока учили, пеняли, промежду собой не ладили,
Или там подступали с факелом к библиотеке
В том ещё, прошлом, или же позапрошлом веке,

Скрылся с чужим ID бедный хорал Вивальди
Где-то в подвале, пока читатели воевали,
Рыли окопы, бомбили, грабили, жгли, душили,
И боевые гимны гоняли со спецмашины.

С глаз сокрылся хорал, с экранов, пюпитров, из вида,
Словно осиротел 109-й псалом Давида,
Гендель и Моцарт, вам перевернуться в могилах
Надо б – но вы не в силах.

Свыше сказали: Давид, не печалься, я буду справа,
Слава моя – она теперь твоя слава,
Жезл моей силы – тебе. В день моего гнева
Я поражу народы. Ты будешь слева.
 
Ёжится виноград, тесней прижимая кисти.
Слышишь: бывший твой брат переходит на финикийский.
Плоть сожрёт известняк, слёзы уйдут в оливы,
Что же – стоять вот так? Прятаться, пока живы?

Сын венецийского пекаря толк понимал в заводе
Свежего теста. Часам пасмурно было в природе,
Но сменяли друг друга те же четыре сезона,
С ревностью тамплиера или франкмасона.

Вот этот стих, дошел в сравнительно полном виде:
Стоит ли убиваться о смертном царе Давиде?!
Нас выгоняют с кладбищ: идите, пляшите, пойте,
Только уйдите с погоста. Но только – руки умойте.

В пост разрушения первого, также – второго храма,
В зимний Мельбурн распахнута музыкальная рама,
Ветхой замазки останки, с именем Балтазара
Сыплются в зал, заполненный временным гулом базара.

10.08.2005

 
SENDA CAZADORES

рай это там где можно забыть о рае
там где можжевельник не умирает
там где грядут с небес на охотничьи склоны
буковый пепельный лес и туман зелёный

ад это там где знают что рай бывает
там куда невпопад вывозит кривая
там где ещё не вечер и вряд ли каждый
мечен медовый день надеждой и жаждой

каждый охотник желает зла безотчётно
дорого ль коротко всякая лань подсчётна
в кузнице местной давно подбивают клинья
лишь бы над пропастью зашелестели крылья

пленных не отпускают жадные горы
с аборигенами нервны переговоры
талое время уходит сквозь нас играя
жаром и хладом пеной ада и рая

2006