Перевод этой сравнительно необычной для У. Ц. Гринберга детской баллады редакция публикует с небольшими сокращениями.
Деревенский колодец терзался тоской:
– Почему я на свет не родился рекой?
Или даже ручьём, ну хотя бы ключом?!
Всё течёт – я на месте стоять обречён!
Я не яма случайная – бездны я сын!
Почему же страдаю один?
В речках плавают рыбки, блестя чешуёй.
Я хочу любоваться весёлой вознёй!
Собирал бы я рыбок из притоков речных
и до моря бы мчал их, шальных, озорных…
…Это было давно. Был настолько я мал,
что до пояса взрослым едва доставал.
И однажды увидел колодец во сне,
всё бывает во сне, и привиделось мне,
будто он над кроваткой стоял как живой
и молчал – сирота сиротой.
А потом прошептал:
– Ох, соседский сынок,
Сколько раз я смывал
с тебя грязь и песок!
В моих водах пелёнки стирали, а в зной
ты всегда мог напиться студёной водой.
Я спасаю от жажды усталых людей.
Наполняют кувшины водою моей.
Не речною водой, а моею, сынок.
Почему же я так одинок?
Услыхав эти речи, я поник головой
и колодцу сказал:
– Дорогой,
как мне жалко тебя! И клянусь, я не лгу!
Я не Бог. Как тебе помогу?
Навзрыд я заплакал во сне.
Колодец склонился ко мне,
меня приобнял он своею рукой,
холодной и мокрой такой!
Колодец шептал:
– Ты не плачь, мой родной,
а лучше с рассветной зарёй
к ручью побеги, и рыбку поймай,
и мне эту рыбку отдай.
Я буду её, словно дочку, растить,
холить, лелеять, любить!
Вот и утро пришло. Просьбу выполнил я,
никому не сказав, – это тайна моя!
Под небом ночным у колодца народ,
рассевшись на брёвнышках, песни поёт.
А брёвнам не жалко – пускай посидят,
на евреев обиды нет:
леса им рубить не разрешено.
Еврей-дровосек? Смешно!
В ту ночь звездным шрифтом Творец в небесах
оставил письмо, запечатав луной.
Вдруг слышу: «Ой вэй!», скрип и грохот дверей,
в испуге бежит за евреем еврей,
к колодцу спешат… Что случилось? Скандал?
Я тоже туда побежал.
А звёзды с небес так никто не убрал…
– Что будет?
– О ужас!
– Поможет нам Бог!
Но даже луна, побледнев, как мертвец,
пророчит нам скорый конец.
Собралась толпа у колодца, галдит.
Но что же случилось? И кто разъяснит?
Я вижу несчастную рыбку мою…
В колодец, наверно, спустили бадью,
воды зачерпнули, подняли
и – ой! – эту рыбку достали!
А рыбка-то прыг – и скорей наутёк.
Да жаль, у беглянки нет ног!
Хвостом, плавниками стучит по земле,
Как будто взлететь она хочет во мгле.
От ужаса волосы дыбом:
– Какой-то кошмар, а не рыба!
Но где же смельчак среди этих людей,
который вернёт мою рыбку в ручей?
Луна понимает, что всё неспроста…
Евреи в смятенье. Сумбур, суета.
– Как рыба смогла в колодец попасть?
– Рыбы в реках живут, на то Господа власть.
– Это бес, а не рыба. Уйди, не глазей!
– Не позорь приличных людей!
Что делать?.. Придется открыть им секрет,
чтоб только беглянку избавить от бед.
Я видел, бедняжка молила: «Спаси,
с земли подними и в ручей отнеси…»
Я двинулся к ней… Но услышал: «Не смей!
Назад, Ури-Гершеле, эй!
Из круга не выходи! К бесу не подходи!
Тронуть не смей эту жуть! Вместе со всеми будь!»
И почудился мне слабый гул в тишине:
это звёзды столпились в ночной вышине.
Распахнув над колодцем перламутры-глаза,
небеса превратились в базар!..
Но в рассказе ещё один есть поворот –
несчастная рыбка открыла свой рот
и тихо на идише нам говорит:
– Ах, евреи, родные, есть ли сердце у вас?
Умирать не хочу я. Не пробил мой час.
Я плескалась в ручье. Но ни свет ни заря
ваш мальчишка меня подцепил на крючок
и в колодец забросил из родного ручья.
Пожалейте, прошу, да поможет вам Бог!
Онемел и молчит, словно рыба, народ
и в смятеньи стоит, изумлён:
неужто занёс это чудо в галут
пророк из библейских времён?
И плач иудейский объял небосвод,
бессильный, как лепет сирот.
Я плакал со всеми. Кто же рыбку спасёт…
Но замечаю, что рыбка тайком
глядит на меня. Я пробрался ползком –
И вдруг подошёл полицейский-злодей.
Он крутит и вертит нафабренный ус.
Ремень подтянул, мол, сейчас разберусь.
– Жиды, – говорит, – что за ярмарка тут?
До дому жиды не идут?
На подвиг решившись, нагнулся чужак,
запрыгал на корточках – эдак и так.
Он хочет поднять нашу рыбку с земли,
а та не даётся в промокшей пыли!
Плашмя ударяясь, сверкая зрачком,
бока расцарапав, вертясь кувырком…
Мне горло сдавил безысходности ком.
И видят евреи: вояка-злодей
Глаза его рыбьи черны и пусты,
черней темноты.
Усач нашу рыбку зажал, наконец,
в пудовый кулак, как тисками кузнец.
Друг другу в глаза посмотрели они,
устав от ненужной возни…
И встал полицейский, и рыбку поднял,
в платок носовой не спеша завязал.
Теперь знаю точно: случиться беде –
он рыбку зажарит на сковороде.
И детское сердце, скажу вам, друзья,
печаль затопила, как воды ручья.
Жалел я колодец, его немоту
и рыбку несчастную ту.
…Лишь только на небо восходит луна,
душа моя, словно колодец, грустит,
наполнена болью до самого дна.
Я долгие годы раскрыть свой секрет
ни маме, ни лучшему другу не мог…
Мне стыдно – на гибель я рыбку обрёк!
И только сейчас я посмел рассказать,
как рыбка плескалась в колодце.
Смеётесь? А боль остаётся.
Перевела с иврита Алина Лацинник