* * *
Впадая то в раж, то в детство,
теряя то цель, то корни,
мы вырваны из контекста
в особо циничной форме.
Короткие, как апостроф,
детёныши человечьи.
На слух посторонний просто
обрывки невнятной речи,
случайные фразы мира,
фантазмы, точней, фантомы.
И мир пролетает мимо,
не разбираясь, кто мы.
Его провожаем взглядом,
непонятые приматы.
И знаем, что были рядом.
И знаем, что виноваты.
* * *
на брусчатке мостовой
не оставлю след ноги я
у меня на город твой
аллергия аллергия
по дворам его кружок
прочертить бы к чёрту гугл
вспоминая каждый угол
но коснёшься обожжёт
ни глазами ни рукой
всё другое все другие
аллергия аллергия
ностальгии никакой
* * *
То огни, но вдали, то в пыли ковыли.
То мы дома, то снова не дома.
Сколько помним себя – нас куда-то вели,
мы бедовый народ, но ведомый.
Простодушный, доверчивый, словно дитё,
доведённый до дна и до драки.
Нас особый отдел вёл особым путём,
и поэтому путь наш во мраке.
И поэтому путь не на пять, а на ять.
И пока поголовно не пали,
нам дорогу топтать, нам себя не видать
в безоглядном своём беззеркалье.
* * *
Природа отдохнёт,
коль выбита порода.
Хоть по привычке ждёшь
спасителя-спеца,
но дым не без огня,
семья не без урода,
роман не без вранья,
и свет не без конца.
* * *
Не прося, не веря, не боясь,
иногда завоешь от тоски:
Отчего вокруг такая грязь?
Хочется, чтоб чисто, по-людски.
Грязно без подруги, грязно с ней.
Грязно и оттуда, и туда.
Хорошо б растаять, словно снег,
чтобы испариться, как вода.
Занырнуть бы в норку, как сурок,
или белкой ускакать в дупло.
Поменять бы пол. На потолок.
Под ногами стало бы бело.
Можно гоготать, как белый гусь,
наслаждаясь белой белизной.
Но в итоге знаю, что сорвусь.
Скажут: «Вот на голову больной.
Он вернулся в истинную суть.
Рухнул в патентованную сыть.
Он пытался всё перевернуть,
не умея правильно отмыть».
И, смирив короткий детский бунт,
не держа за пазухою зла,
полирую под собою грунт.
Но не добела. Не добела.
СЛУШАЯ ВЕРТИНСКОГО
Улочка, уточка, гибкая удочка,
шорох, и морок, и жуть.
Милая девочка, дурочка, дудочка,
нам больше не во что дуть.
Оба мы юные, пьяные оба мы,
ищем песчинку во мгле.
Плачет на тополе дятел обдолбанный
о непочатом дупле.
Мы разлетимся бесстыдными, глупыми,
времени словно в обрез,
чтоб через век безответно доступными
сиплыми тёплыми старыми дуплами
встретиться где-то не здесь.
ИЗ ЛЕВОГО ПОЛУШАРИЯ
ты грехи за меня замоли
я уеду один в Сомали
и в зелёном пиратском аду
я себе сомалийку найду
и скажу ей ещё до всего
я узнал о тебе не из книг
ты сознанья поток моего
что возник и потёк и проник
так давай без сомнений соплей
убежим из твоих Сомалей
но под буркою буркалы пря-
ча ответит надменная фря
мне гортанным набором словес
и останусь понятия без
почему она так а я так
почему не замкнулся контакт
и погас никого не покрыв
половой межпланетный надрыв
встрепенувшись ещё не проснусь
но домой постепенно вернусь
весь усыпан землёй и травой
побреду совершенно живой
по траве по земле по пути
а жена и пойми и прости
* * *
В тени парижского канкана,
в чаду шанхайского Пекина
вагина встретила вегана.
Веган погнался за вагиной,
как будто вынул из тефлона
изголодавшееся тело.
И, ускользая по наклонной,
вагина плакала и пела.
А вслед за ней, ничуть не плача,
бразды пушистые взрывая,
летел веган, печальный мачо,
себя почти не узнавая.
Вагина и в большом, и в малом
была по-доброму бесстыжа.
Она как будто убегала,
но становилась только ближе
на метр, на полметра… Ну и
на ленте бесконечной трассы
он к ней приблизился вплотную
и предложил: «Давай без мяса!»
Но, распахнув с улыбкой лоно,
как Змей Горыныч из былины,
застенчиво и непреклонно
вегана слопала вагина.
* * *
Правила боя трижды переспросив,
заучив наизусть ключевые слова,
входишь в пикè на пѝке неслабых сил
и начинаешь медленно осознавать,
что эта игра не стоит не то что свеч,
не стоит даже ответа, ни «нет», ни «да».
Гора, как платочек молча спадает с плеч,
идёт к Магомету или ещё куда…
И ты распрямляешься и закрываешь миры,
уже засыпая, листая сто лет без сна.
И в это мгновенье ты больше не хрен с горы,
поскольку не ты с неё, а с тебя она.
А дальше мираж распадется на «ми» и «раж»
по прихоти музыки отъезжающих крыш.
И когда твой последний раз придется на раз,
гора сойдётся с горой и родит себе мышь.
* * *
Нам уже не выйти из игры,
скоро полетим в тартарары.
Скоро в чёрной скроемся дыре,
будем жить с тобой в тартараре.
Вероятно, там не просто край.
Может, попадем в тартарарай
и в негромком тартарараю
будем душу врачевать свою.
А вблизи тартарарайских врат,
надоест, найдем тартараад.
Там ни зги, ни отдыха, ни сна,
там душа ни разу не видна.
Две тартарары, и обе-две
не дадут покою голове.
Станем бегать в холод и в жару
из тартарары в тартарару,
и в безумной беготне такой
станет снова сниться нам покой.
* * *
Нащупав правильную ноту,
Не ожидаем волшебства.
Уже отдельные слова
Припоминаются не с лёту.
Всё чаще «где-то», «как-то», «что-то».
Пустоты…
Просто, поостыв,
Теряем привкус остроты
И прячем горечь за остротой.
Пока свободой тим-тирим,
Пока сердца не умца-умца,
Пока не свистнет Серафим…
А дальше – дети разберутся.
* * *
К ночи было всё до лампочки.
но, проснувшись в новый день,
я свои родные тапочки
не откинул, а надел.
И хотя задачи сложные
злая жизнь готовит мне,
всё ж начало дню положено,
позитивное вполне.