ПТЕНЕЦ
Отбив его у кошки, я не мог
Передоверить дышащий комок
Чужой (в какую выпал) обстановке.
Не оставляет шанса аппетит
Зубатой ленты, лиски или совки
Тому, кто не скакнет иль не взлетит.
Что быть предполагало воробьем
Я тщетно уговаривал, – «Попьем»,
Лепил из тюри шанс, воюя спичкой.
Но затворил гнездящийся в горсти
На створки клюва путь его спасти,
Нахохленно упорствуя, – «Не пичкай».
Казнясь бессильем, знал я наперед –
Не подкрепившись мякишем, помрет.
Но возвратить пытался битый день я
Комку живой души его среду –
Раскидистое дерево в саду,
В котором обитал он до паденья.
10 августа 2002
СКОРПИОН
Найдя зазор неведомо в каком
Углу, приговорен был каблуком
За черную дугу с колючкой жала.
Задев такого гостя невзначай
(Хоть зла не замышлял он) – получай…
Не он – его природа угрожала.
Сидел себе, но коготь над спиной
Метался в неуемности шальной,
Ища (боюсь подумать) домочадца.
Не будь в прихожей лунного пятна…
Но выдало того, кому одна
Возможность уцелеть – не повстречаться.
Не оставляя выбора, проста
Расправа над заложником хвоста,
Преступно оказавшегося рядом.
По факту не виновней мураша,
Приговорен, из щели соверша
Присутствие, наполненное ядом.
10-11 августа 2002
МАШИАХ
Измучась забастовкой подметал,
Нужду в спасеньи разум испытал.
Потребен лишь червям и крысьим стаям,
Творимый пласт (объедки, ветошь, бой),
Увы, не испарялся сам собой,
Не бывши вывозим и выметаем.
Над прежним возвышающийся слой
Напоминал, не тронутый метлой,
Исторгнутое некогда из Нила.
Но медлило с лопатой и багром
Спасение от бывшего добром,
Которое росло, вздымалось, гнило.
В реальности, под грудами благой,
Скользило наносное под ногой.
Стопе, невыносимостью объятой,
Над вещностью, какую в бак несут,
Лишь чаялся (когда же?) страшный суд
Машиаха, грядущего с лопатой.
15 августа 2002
ОЖИДАНИЕ
Проснувшись в безответной темноте,
Хотел домашним выразить, но те
Досматривали сны, имея право
В награду за насущные труды
Приятность или жуть белиберды
Вполне предпочитать тому, что здраво.
На фоне предрассветной полосы
Лишь кошки с попугаями да псы
В пространстве между кухней и салоном,
Моим обеспокоясь неспаньем,
Настроили умов своих объем,
Мол, вырази, хоть вникнуть тяжело нам.
Не вам (дремлите с жердочкой в плюсне,
Перебирайте лапами во сне)
Меня утешить разумным стараньем.
Домашним в предрассветной полутьме
Я выразил бы то, что на уме,
Не будь оно для спящих слишком ранним.
20 августа 2002
РОДОСЛОВНАЯ
Ценя произведение отца –
Садовый стол (не портил вид крыльца
Лишь в темноте иль будучи накрытым),
Мы зрели (я с отцом) святой массив,
Вечерние «лехаим» закусив
Привычкой к муэдзинам и москитам.
Развертывалось дерево родни –
Труды отца («Откуда ты, взгляни»).
Но генеалогическая яма
Под кроной разверзала глубину,
Оставя ниже прадеда одну
Уверенность, что все от Авраама.
«Фамильный завиток, – вещали мне
Ступени в родословной глубине, –
Ты, к предкам безразличный, объясни же,
Откуда бы возник, когда не мы?
Закусывал бы, глядя на холмы,
Не будь твоих прапрадедов и ниже?»
Сквозь ветви родословного листа
Я зрел обетованные места,
Покуда в безразличьи уличала
Фамильного отступника родня.
«Когда, – спросил их, – не было меня?
Я после вас, но бывший от начала».
25-30 августа 2002
ЗАВЕТНОЕ
Царивший за грудиной беспредел
Глубинами «не выразишь» владел,
Без повода сгущаясь и крепчая.
Подкатывал пульсирующий ком,
Фантомы обдавали холодком.
Их выкурить не мог я табаком,
Равно угомонить посредством чая.
Едва не разносило на куски
Вместилище зареберной тоски,
С какой переживательная зона,
Имея автономию в груди,
Смятению доверилась, – «Веди!»,
Не слыша кроме «чувствую» резона.
«Тебя – не постигать, а превозмочь, –
Ответил я зареберному, – прочь!»
И мучившие (имя легион им)
Вошли за неимением свиней
В ближайшее скопление камней,
Известных нечувствительностью к оным…
Реальность разумела голова,
Чьей здравостью заведовали два
Друг другу параллельные отдела.
Соперничая (каждый – головной),
Сходились в достоверности одной:
Над ясностью ничто не тяготело.
Свисающая ива создала
Приятность у садового стола.
В ветвях ее процеживались дали,
Где рощицы, холмы и валуны,
Что были очевидностью даны,
В творящем разуменьи убеждали.
12-18 сентября 2002
СОН
Я гнал из головы, отравлен сном,
Вершившееся в крошеве мясном –
Не вспомнить, не забыть. Казалось, что там
Делить с не бывшим? Враз преодолей.
Но лезло из мыслительных щелей
Не бывшее, липучее, как клей,
Томившее моральным наворотом.
Возможно, донимали комары
Подкорку, сотворявшую миры.
Настаивали демоны муры
На собственном (хотим – и снимся) праве,
От коего закусывал губу,
Раскаиваясь в попранных табу.
Отделавшись испариной на лбу,
Я алиби имел по факту яви.
В сознаньи, исходящем из «вчера»,
Не бывшее зияет, как дыра.
Зовет альтернативное светило
Туда, где уронившему кувшин
Мгновенья для ревизии вершин
(Вода не пролилась еще) хватило.
10-20 октября 2002
Мне посланный, исчез фантом письма.
Не скажешь (а желал его весьма), –
Ошиблись, де, мешком при сортировке.
Равно не заподозришь почтаря
В отсутствии раденья иль сноровки.
Ты сгинуло, помысленное зря.
Имей слова вещественный субстрат,
Я был бы им, бытийствующим, рад,
По факту утешающим, – «Еще нам
Валяться иль блуждать (такая связь),
Но, в качестве клочка овеществясь,
Мы стали разуменьем воплощенным».
Помысленное слово (суть письмо)
Нашлось бы (дело времени) само,
Когда б оно как вещь существовало.
Но канул непрочитанный фантом
Посланья, не спасенного листом
В глубинах виртуального провала.
5-7 декабря 2002