Владимир Хазан

О ЯКОВЕ ВЕЙНШАЛЕ

Яков Владимирович Вейншал, был личностью яркой и колоритной. Характеристика эта, несмотря на смущающий трюизм, в высшей степени соответствует как его внешнему, так и внутреннему облику.

Яков Вейншал родился в Тифлисе в семье врача Владимира (Зеэва Бен-Циона) Вейншала, который вместе с женой Каролиной Львовной (Арьевной) Ландау переехал из Петербурга на Кавказ, поскольку, с молодых лет страдая чахоткой, надеялся вылечить свои больные легкие под жарким кавказским солнцем, что на самом деле и случилось. С датой рождения Я. Вейншала произошла какая-то путаница, и в разных документах – не исключено, что по его собственной воле и по причинам, мне неведомым, – указаны то 1 октября 1891 г. (например, в его палестинском паспорте), то 1 октября 1892 г. (в удостоверении об окончании гимназии), то 10 ноября 1892 г. (в свидетельстве о зачислении в Женевский университет); в «Воспоминаниях» он пишет, что на год был старше своего брата Авраама, а это свидетельствует в пользу 1892 года, поскольку Авраам родился в 1893 году; см. также прим. 44.

В 1910 г., окончив восьмилетнюю 1-ю Бакинскую Императора Александра III мужскую классическую гимназию, Я. Вейншал отправился в Германию. Сначала он поступил на естественный факультет Мюнхенского университета, где изучал химию, затем перевелся в этом же университете на медицинское отделение, а диссертацию на звание доктора медицины защитил впоследствии в университете Базеля. Годы, проведенные за границей, были наполнены не только университетскими занятиями, но и активной сионистской деятельностью: он был активным членом мюнхенской студенческой корпорации «Маккабея» и являлся одним из основателей сионистской студенческой организации «Гехавер» и членом ее Центрального Комитета.

Из-за разразившейся первой мировой войны ему как российскому подданному пришлось покинуть Германию и перебраться в нейтральную Швейцарию, где он был принят на медицинский факультет Женевского университета и вместе с братом Авраамом издавал журнал «Для самообразования сионистского студенчества».

Вернувшись в Россию, он в качестве военврача попал на Персидский фронт. После Февральской революции был отозван в Петроград для участия в еврейском отряде, которому надлежало пробиться через Кавказ в Палестину для борьбы с турками. Руководил отрядом Иосиф Трумпельдор. Осуществлению этого плана, одобренного Временным правительством во главе с А. Ф. Керенским, помешал большевистский переворот.

В конце 1917 г. Вейншал оказался в родном Баку. С 1920 по 1922 служил в пропедевтической клинике Бакинского университета, сперва в качестве ординатора, впоследствии – ассистента. Там же опубликовал свои первые научные работы по медицине.

С 1922 г. – с приездом в Палестину – начинается новый этап в его жизни. Это была не первая встреча Вейншала с Землей Израиля. Еще в 1909 г., живя в Баку, он с отцом и двумя братьями приезжал сюда, движимый не «голодом по пряностям», как выразился бы в данном случае поэт М. Волошин, а сионистской идеей, овладевшей со временем всем его существом.

В Эрец-Исраэль он работал сначала врачом в округе Зихрон-Яакова, Киркура и Бейт-Шеана, затем в больнице Ротшильда в Иерусалиме. Принимал активное участие в создании больничной кассы Купат холим ле-овдим леумиим и сам в ней работал.

Был членом Национального совета (Ваад Леуми), членом городского совета Тель-Авива и представлял интересы ревизионистского движения в Гистадруте. В 20-е годы являлся палестинским корреспондентом парижского русско-еврейского еженедельника «Рассвет», главным редактором которого был Владимир Жаботинский. В рубрике «Палестинские письма» появились десятки очерков и репортажей Вейншала, в которых выпукло, многообразно и максимально объективно представала жизнь еврейской Палестины. Он в единственном числе представлял палестинскую группу на Первой конференции сионистов-ревизионистов, проходившую с 26 по 30 апреля 1925 г. в Париже[1]. В 1925 – 1928 гг. возглавлял ЦК сионистов-ревизионистов в Палестине.

Не новичок в литературе, связанный и в прошлом с журналистикой, редакторским и издательским делом, Вейншал с середины 30-х гг., когда в свет вышел его первый роман «Суд начнется завтра» – об убийстве одного из лидеров сионистского рабочего движения в Палестине Хаима Арлозорова, – становится, не оставляя кормящую его медицинскую деятельность, профессиональным ивритским писателем. Здесь следует обязательно сказать о том, что Вейншал овладел ивритом отнюдь не в нежном возрасте, как большинство ивритских писателей. Больше того, отношения с ивритом у прилично владевшего несколькими европейскими языками Вейншала долгое время складывались весьма непросто. По крайней мере, в пору его приезда в Палестину, как выразились бы сегодня, «на постоянное жительство» (а было ему тогда как-никак 30 лет), иврита он, по собственному признанию, не знал. И то, что случилось через десять с небольшим лет, иначе как чудом не назовешь: родился писатель, пусть и не вошедший в плеяду крупных звезд ивритской литературы, однако же, занимающий в ней, по общему признанию критики и читательской аудитории, вполне достойное место. Начиная с середины 30-х Вейншал опубликовал в ивритской периодической печати бесчисленное множество рассказов, очерков (причем «бесчисленное множество» здесь не обиходно-гиперболическая фигура речи, сроднившаяся с жанром биографической справки, но абсолютно точная констатация «физического» факта: я потратил в Гнозим (архиве Союза писателей Израиля) полный световой день только на то, чтобы переписать в свой блокнот перечень разнообразных вейншаловских текстов, собранных в отдельную картотеку, – да и то, полагаю, в ней отражено далеко не все). Поражает, прежде всего, ненасытная авторская тематическая всеядность: человек удивительно трезвомыслящий, обладавший прекрасной памятью, свежим и оригинальным взглядом на вещи, блистательно эрудированный и неизменно иронически настроенный, скептик и умница, Вейншал касался самых разнообразных предметов и материй. Если попытаться все это как-то объединить и классифицировать, станет очевидным, что предпочтение отдавалось – наряду с разумеющейся политикой (кем же надо было быть, живя в то время в Палестине и в Израиле, да и в наше время, пожалуй, тоже, чтобы не писать о текущей политике, – разве что великим писателем?) – истории и географии Эрец-Исраэль, причем в очень конкретном и вещественном смысле – ее археологии, архитектуре, ландшафту, битвам и героям, давним и недавним. Генотип еврейского духа, его исторические корни и эволюция, составлявшие литературный «конек» Вейншала, его магистральную творческую тему, получили воплощение также и в романном жанре (им написано около двадцати романов): «Ганс Герцль» (1945) – о сыне основателя сионизма Т. Герцля; «Марку Барух» (1949) – о яркой и трагической судьбе известного сиониста XIX века Иосифа Марку Баруха, покончившего с собой в 1899 г. в возрасте 27 лет; «Жабо» (1950) – о В. Жаботинском; «А-дам ашер ба-соф» (1956) – о жизни, борьбе и смерти создателя и первого руководителя организации ЛЕХИ (Лохамей херут Исраэль – Борцы за свободу Израиля) Авраама (Яира) Штерна[2]; «Хордус ахи» (1959) – о царе Ироде; «Irma» (1968) – о руководителе палестинского Бейтара Ирмиягу Гальперне, «А-ришон бе-ковшей а-гар» (1969) и др. За свои литературные достижения удостоен в 1969 году премии им. В. Жаботинского[3]. Сотрудничал Вейншал и с русскоязычными израильскими газетами и журналами, в первую очередь как исторический очеркист. По-русски написаны и настоящие воспоминания.

В 1950 г., будучи во Франции, намеревался познакомиться с И. Буниным, но, видимо, не застал его в Париже; см. в письме Д. Кнута Буниным из Израиля от 8 мая 1950 г.: «На днях к вам попросится в визитеры один мой приятель, тутошний врач и литератор, превосходно изъясняющийся по-русски: он вам расскажет об Израильском государстве и о прочем таком. Зовут этого израильского писателя – Яков Вейншал»[4].

Вейншал был дружен с некоторыми русскими писателями-эмигрантами, посещавшими Палестину, например, с Ант. П. Ладинским[5].

Умер Яков Вейншал в 1981 году.

Предлагаемые вниманию читателя воспоминания охватывают основные этапы его жизни и представляют немалый интерес с разных точек зрения: главным образом – еврейской истории ХХ века, истории сионизма в Израиле. Частная биография оказывается удачной призмой, отражающей большие и значимые вопросы времени. Происходит это, в первую очередь, потому, что автором воспоминаний является не заурядный регистратор событий, а живой и ревностный их участник, человек, зрящий глубоко в корень явлений, которого трудно провести на мякине внешне эффектных очарований. Это объясняет, почему в воспоминаниях разлито немало критического яда по поводу традиционно-образцовых израильских мифов. Не забудем при этом, что дело не только в скептическом темпераменте Вейншала, который отмечают почти все близко знавшие этого человека люди, но в абсолютно неколебимой позиции сиониста-ревизиониста, друга, единомышленника и соратника В. Жаботинского.

Полемика внутри сионизма, однако, не становится стержневой темой воспоминаний, и они представляют собой явление куда более многообразное, предлагая взгляд на, говоря пастернаковским слогом, людей и положения в широкой исторической перспективе. Нельзя не отметить в этой связи отвечающее теме чувство стиля, которым мемуарист был наделен сполна, хотя текст воспоминаний, несмотря на обильную авторскую правку, нуждается временами в известной редактуре. Я как публикатор осуществил таковую в самых минимальных дозах, выправив лишь те места, которые показались совершенно неудобоваримыми для чтения, оставив практически нетронутым основной текстовой массив. Я стремился сохранить авторскую интонацию и стилистику – вещи, как мне кажется, куда более важные, нежели грамматически нормативное построение фразы. Все мои интерполяции и конъектуры заключены в угловые скобки; переводные слова и конструкции – в прямые. Некоторые незначительные исправления не оговариваются. В большинстве случаев сохранена авторская транслитерация ивритских слов и названий.

Текст воспоминаний отпечатан на машинке, и создается впечатление, что автор готовил их для издания, хотя время написания – 1954 год – было вроде бы не самым подходящим для издания книги на русском языке, русскоязычной же периодики тогда и вовсе не существовало. Правда, некоторые переведенные на иврит эпизоды – несколько измененные или иначе оркестрованные, а то и поставленные в связь с другими событиями, – приводятся в статьях и очерках Вейншала в израильской печати. Но в своем целостном виде данные мемуары на протяжении почти полувека оказались достоянием архива. Следует, правда, сказать, что ряд фрагментов из них приводится в книге Ицхака Давида «История евреев на Кавказе» <В 2-х т.> («Кавкасиони», Тель-Авив, б/г).

Воспоминания хранятся в Институте В. Жаботинского в Тель-Авиве (архив Я. Вейншала, 2/1/93 ф). Приношу искреннюю благодарность сотруднику Института Татьяне Груз за помощь в подготовке данной публикации.

  1. См.: Joseph B. Schectman. Fighter and Prophet. The Vladimir Jabotinsky Story <In Two Volumes>. Vol. 2. New York-London, 1961, p. 37; ср.: Рассвет, 1925, № 16, 19 апреля.
  2. Единственный роман, переведенный на русский язык; под названием «Предвестник бури» книга в переводе Ефрема Бауха опубликована в 1988 г.
  3. См. об этом: Ha-Uma, vol. 3 (27), 1969, 407-410.
  4. Довид Кнут. Собрание сочинений: В 2-х т. Т. 2. Иерусалим, 1998, с. 341.
  5. Письма Ладинского к нему см.: В. Хазан. «Особенный еврейско-русский воздух» [О русско-еврейских литературных контактах в ХХ веке: Статьи и заметки. Портреты. Публикации]. Иерусалим – Москва, 2001.