* * *
На гробницу сталинского века
по ступеням шествует калека.
Мучимый одышкой и склерозом,
он идёт наверх, как под наркозом.
Он идёт на смерть и не страдает,
что о нём никто не зарыдает.
У него все ордена и звания,
на него без слёз нельзя смотреть.
Ищет он взаимопонимания
и от счастья хочет умереть.
А вокруг стоят народы мира.
Знойная красавица Индира,
тронутая первой сединой,
тонко пахнет химией и хной.
Простирает трепетные руки –
и гремят победных маршей звуки,
и в народном сердце отдаются,
и, как слёзы счастья, – льются, льются!..
Залп салюта озаряет здания,
красная в Москве-реке вода.
Только нет взаимопонимания –
и уже не будет никогда.
* * *
Когда
братоубийственной войны
умолкнут пагубные звуки,
Отчизны верные сыны
не подадут друг другу руки.
Не отрясти нам этот прах
и этот пепел не развеять.
И, стоя на семи ветрах,
мне страшно сны свои лелеять.
Гражданский лирик воспоёт
и верность флагу, и отвагу,
но кровь Одессы вопиёт
и не ложится на бумагу.
И с той, и с этой стороны
кого по-русски ни спроси я,
ответят верные сыны,
что Украина – не Россия.
А тот, кто думает не так,
и там, и здесь для всех иуда.
Так что же – снова брать Рейхстаг
и тайно уповать на чудо?..
Несбывшееся не сбылось,
а что сбылось, то вышло боком.
Мне страшно видеть всех насквозь,
не чувствуя себя пророком,
не понимая вещих слов,
из губ моих летящих в вечность,
где ничего – ни слёз, ни снов,
а только тьма и бесконечность.
* * *
пропала грузинская речь
и речи армянской не стало
одна запорожская сечь
и грозные своды вокзала
расходятся наши пути
железные наши дороги
последнее наше прости
никто не услышит в итоге
игра бы не стоила свеч
когда бы не стала войною
закончилось время предтеч
повязанных общей виною
и сколько словам ни перечь
и сколько с ответом ни мешкай
не вяжется русская речь
с презрительной этой усмешкой
* * *
Не хватает нескольких аскетов
на больших ответственных постах.
Не хватает нескольких поэтов,
у которых вечность на устах.
Не хватает нескольких мгновений,
чтобы задохнуться от любви.
Но весь ужас в том, что русский гений
созидает только на крови.
* * *
Состав громыхает в бессонной безлунной ночи.
Черно и просторно. И хочешь не хочешь – молчи.
В дали неоглядной сливается с небом земля.
Ну что, деревеньки, ну что, огоньки и поля!
За этим холмом не кончается Русь. И разъезды
летят под колёса из тёмной ликующей бездны.
И вот она, стрелка, и вот он, единственный путь!
И тьма мировая, и сонная одурь, и жуть,
что вот он – твой миг, вот он – час твой, и вот он – черёд.
Иду по вагону назад – пролетаю вперёд.
конец 70-х, новая редакция
* * *
Искусство обитает в прошлом:
шедевры, гении – всё там –
и тяга к старым мастерам,
и склонность к женщинам роскошным.
А сколько долгожданных встреч
с немеркнущими именами,
и та возвышенная речь,
что невозможна между нами…
* * *
Весь в будущем, а будущего нет.
Чуть в прошлое – и поминай как звали.
И каждый божий день:
– Старик, привет!
– Привет, старик!
Встречаемся в трамвае.
– Привет, привет!
– Ну что же, старина,
тебе – на той,
а мне – уже на этой.
Для лишних слов минута не дана
одним трамваем и одной планетой.
конец 60-х
ВСПОМИНАЯ КИПЛИНГА
О, Запад есть Запад, Восток есть Восток,
и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землёй
на Страшный Господень суд.
Перевод Е. Полонской
Без памяти, без имени, без срока
тьма наступает с Древнего Востока.
Восток – не Запад: из себя не выйдет.
Он видит только то, что ненавидит.
Он никого не любит неизменно.
Он никогда не действует мгновенно.
Он посылает страстные проклятья
тем, кто не верит, что все люди – братья.
Он, мысль свою лелея в одиночку,
глядит в одну невидимую точку.
В подлунном мире нет смертельней яда,
чем яд его приветливого взгляда.
И в сердце жертвы входит он с любовью,
увитый славой и омытый кровью.
* * *
Вижу свет в конце тоннеля.
Это светит мир иной.
Скоро без году неделя,
как следят они за мной.
Эти инопланетяне –
инородцы, как и я.
В допотопном океане,
в бездне инобытия
пролегает путь небесный
и подземный Млечный Путь,
лженаучный, бесполезный –
он ведёт куда-нибудь!
* * *
На досуге без умысла злого
любят выпить кудесники слова.
Только слово пьянит, убивая.
Только время свистит, убывая.
И для вещего князя Олега
от коня не найти оберега.
* * *
Над министерством обороны
летают белые вороны,
кружится прошлогодний снег,
как будто двадцать первый век
не наступил и не наступит,
и время обратится вспять,
и возвратится буква Ять,
и русской правды не уступит.
ЭНТРОПИЯ
В. Алексееву
В полях дикорастущей Энтропии
роняю я слова свои скупые.
Далёкие от истинной науки,
бессмысленны их волновые звуки.
И никакие квантовые числа
моим словам не прибавляют смысла.
Но призраки невидимого мира
во мне признали своего Шекспира.
И на лету поют во мне, как птицы,
мои элементарные частицы.
И умопомрачительные кварки
живому мне – как мёртвому припарки!
Но Хаос и Гармония едины
и золотой не терпят середины.
Что Слово – это Бог, я повторяю
и только слову свято доверяю.
Но как свой краткий век ни торопи я,
отныне миром правит Энтропия!
Прости-прощай, иллюзия живая
и вещих слов порука круговая.
В краю родном, в краю благословенном
они струятся, словно кровь по венам.
Я их не зря произносил – навеки.
Они текут, великие, как реки.
И кажется, что жизнь моя не тает,
а только Энтропия возрастает!
* * *
Пронзи меня пронзительной строкой,
спаси меня строкой проникновенной
или оставь мне вечный мой покой
и не терзай музы́кой вдохновенной.